Томос папы Льва

«ПРАВОСЛАВНЫЕ» МИФЫ ОБ АРМЯНСКОЙ ЦЕРКВИ

II-12

МИФ О МОНОФИЗИТСТВЕ АРМЯН

Томос папы Льва

Во все века, наблюдая за богословскими спорами со стороны, Римские папы оставались безразличными к самому богословию, зато в своих претензиях на верховенство власти во всей Церкви они чутко реагировали на то, кто больше подаст верноподданнических знаков в сторону их «апостольской кафедры». Папы, не имея собственных богословских воззрений, с позиции «верховного судьи» следили за происходящим на греческом Востоке, и в случае конфликтов принимали то одну, то другую сторону, в прямой зависимости от отношения спорящих к папству. Покажите папе, что признаете его власть и авторитет, и он будет верить как вы. Суть поддерживаемого или осуждаемого папами учения в этом деле не имела никакого значения, и в истории христологических споров папство показало, как ради властных амбиций оно может поменять свои богословские предпочтения на противоположные.

Когда разгорелся конфликт между Кириллом Александрийским и Несторием Константинопольским, исход их борьбы в масштабах империи зависел только от того, кто сумеет привлечь на свою сторону папство. Обе стороны знали об этом, и представили свою позицию Римскому престолу. Кирилл был искусным и хитрым политиком, и, отличаясь не только умом, но и сообразительностью, обратился к папе как к «отцу». Несторий же по своей провинциальной простоте решил перед епископом Рима позиционировать себя «равным братом», даже не подозревая, что этим настраивает папу Целестина (422-432) против себя. Всему этому итог тот, что Кирилл обеспечил себе и своей богословской партии поддержку Римской кафедры, а Несторий был извергнут Вселенским собором, а его сторонники объявлены еретиками. Поступи они наоборот, папа поддержал бы Нестория и выступил против Кирилла.

Так или иначе, партия защитников миафизитского александрийского богословия, при непосредственной поддержке папы, взяла вверх над антиохийскими диофизитами, и их вера была признана в Эфесе как вера всей Вселенской Церкви. Казалось бы, непогрешающее в своем мнении папство признало единство природы Христа как истину, и что для него уже нет пути назад, кроме как рискуя поставить под сомнение свой же авторитет. Но вопреки такой логике та же самая история с выяснением «истины», но с противоположным результатом, произошла во время последующего конфликта, случившегося уже между Диоскором Александрийским (444-451) и Флавианом Константинопольским (447-449). Здесь, как и прежде причиной выбора папством «правильной» стороны оказалась вовсе не преданность некоей богословской доктрине, но все та же неспособность устоять пред лестью и нетерпимость к тем, кто не признает епископа Римского своим начальником.

Флавиан, как и свергнутый с той же Константинопольской кафедры Несторий был сторонником антиохийского диофизитского богословия, но памятуя об участи последнего, выказал смирение перед папой Львом (440-461), чем обрел его благоволение. В то же время, в отличие от своего предшественника по Александрийской кафедре Кирилла, Диоскор, как человек прямолинейный и совершенно не дипломатичный, на корню отверг поползновения папы указывать ему, как верить правильно. Диоскор считал себя защитником решений и самой веры Третьего Вселенского собора, а потому и мысли не допускал о том, что кто-то, кем бы он себя не мнил, может дополнять или исправлять Великого Кирилла. Именно поэтому он проигнорировал желание папы Льва стать «верховным судьей», чем и толкнул его в лагерь своих противников. Этим Диоскор предопределил и свою собственную судьбу, и судьбу Вселенской Церкви.

Лев был оскорблен отношением Диоскора к себе, а потому принял сторону антиохийцев. В одном из своих нескольких посланий Флавиану, папа представил пространный трактат, в котором учение о соединении во Христе двух природ едва ли не полностью совпадало с тем, чему учил главный апологет несторианства и главный же защитник Нестория Феодорит Кирский. Так появился на свет печально знаменитый томос папы Льва, который на полтора тысячелетия для одних стал «эталоном православного учения», а для других нечестивой и анафематствуемой бумажкой. Не признавая связи между учением томоса и несторианством, апологеты халкидонизма объясняют смысл послания Льва как отказ от крайностей Антиохийской и Александрийской богословских школ, как выверенную и срединную истину. На самом же деле, томос Льва представляет собой лишь упрощенный вариант антиохийского двухсубъектного богословия, который был отвергнут на Эфесском соборе вместе с отвержением Нестория.

Суть томоса папы Льва можно свести к желанию показать самоочевидность исповедания двух природ во Христе, притом, что Он являет Собой одно лицо. В этом смысле, Лев просто повторяет Нестория. Отличие же учения папы, по сравнению с греческими дохалкидонскими системами, в том, что он писал на латыни, а потому использовал латинскую терминологию, которая после принятия греками так называемой «каппадокийской реформы» не совпадала с терминологией греческой. Для греков их термин «ипостась» соотносился с понятием «лицо», для латинян же их аналог ипостаси «субстанция» соотносилась с понятием «сущность», поэтому Лев просто не мог помочь грекам в их споре о количестве во Христе ипостасей. В то же время, невозможность использования в латинском тексте любимого греками понятия ипостаси привело к тому, что Лев прямо назвал «двумя природами» то, что у несториан называлось «двумя ипостасями»:

«Каждая из двух природ в соединении с другой действует так, как ей свойственно: Слово делает свойственное Слову, а плоть исполняет свойственное плоти».

То, что Слово (Бог Сын) является не божественным лицом (для греков еще и ипостасью), а «природой», является богословской революцией совершенной Львом. Но и этим уникальность томоса не заканчивается. Лев не просто переименовал «ипостаси» в «природы», но и сделал «природы» субъектами действия. Действующая природа – это абсурд, если понимать природу как природу. Но все становится на свои места, если понимать, что под «природой» Лев подразумевает то, что Несторий подразумевал под «ипостасью». Именно это учение Льва о двух действующих природах впоследствии спровоцировало новый виток конфликта, когда в Церкви седьмого века начали спорить уже о количестве во Христе действий и воль. Ведь если субъект действия и воли не Сам единый Христос, как ипостась Бога Слова воплощенного, а субъекты действия и воли во Христе природы, то конечно же в двухприродном Христе два действия и две воли.

Томос Льва вызвал на Востоке критику и отторжение, но церковная система империи не подразумевала возможности объявить папу заблуждающимся. Сама мысль о том, чтоб собрать собор для исследования учения Льва была бы воспринята как богохульство и посягательство на апостола Петра. Даже Вселенский собор не мог указывать папе, как веровать православно, зато папа мог утвердить Вселенский собор или не утверждать его, решая, что есть правильная вера, а что нет. Доказательство тому судьба Второго Эфесского собора (449), имевшего до Халкидона статус Четвертого Вселенского, а потом оказавшегося «Разбойничьим собором», и только потому, что так сказал непогрешимый и всевластный папа. Формально, догмата о непогрешимости и всевластии папы еще не было, но эта идея в пятом веке уже была не обсуждаемой истиной для самого папства. Папы ради своего надуманного статуса стояли на своем до конца и согласны были даже на репрессии против себя, поэтому императорам проще было всех заставить принять мнение папы, чем призвать папу признать свою ошибку. Написанное Львом в любом случае должно было быть принято империей, и оно там было принято ценой раскола Церкви.

Говоря об учении папы Льва в общем контексте «православной» мифологии, нельзя обойти вниманием один маленький, но очень показательный сюжет. Для удостоверения правильности томоса Льва, в отсутствие богословской аргументации, халкидонитами был создан миф, призванный придать тексту томоса статус мистически выверенной истины. Эта религиозная сказка содержится в сборнике преданий «Луг духовный» Иоанна Мосха (VI-VII века), повествуя о том, как папа, написал томос и:

«положил его на гробницу верховного апостола Петра и, пребывая в молитве, посте и коленопреклонении, просил верховного ученика: «Если я, как человек, что-нибудь пропустил, ты, которому вверены Церковь и этот престол от Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, сам исправь написанное мною». По прошествии сорока дней апостол явился ему во время молитвы и сказал: «Прочитал и исправил». Взяв послание с гроба святого Петра, папа развернул его и нашел исправленным рукою апостола».

Что именно исправил апостол Петр в томосе Льва, «православные» сказочники не сообщают. Следует предположить, что идея переименовать две ипостаси в две действующие природы, назвав Бога Слово «природой», принадлежит именно ему.